Десять месяцев назад я стала приемной мамой. Носилась же с этой мыслью я почти столько, сколько себя помню. И никогда меня не беспокоил вопрос, который мне задавали друзья и знакомые: «А как же гены?» Почему? Ответ простой: однажды со мной приключилась такая история, благодаря которой я поняла, что любые, даже самые «хорошие» гены слабее обычной человеческой жестокости. Вот эта история. Надеюсь, что она поможет, хотя бы одному человеку, изменить своё мнение о детях, живущих в детских домах.
ВШИ
Когда мне было 8 лет, мы с родителями переехали в новую квартиру. Район этот недавно и очень плотно застроили. Домов было много, детей – тоже, а школ – всего одна. Так что мне прошлось идти учиться в школу-интернат, размещенную в этом же районе. Там были разные дети. Были и такие дети, как я, которые приходили в интернат только на учебу. Нас называли приходящими. Большинство же детей жили в интернате. Мы их называли местными, а учителя и воспитатели – сиротами, с ударением на первый слог. Местные не любили приходящих. А мы тянулись к ним, нам они казались героями: ведь их жизнь была совсем не так легка, как наша. Как мы ни старались, но местные не брали нас в свои игры, не говорили с нами, всем своим видом показывая, что мы здесь чужаки.
Но вот однажды произошло событие, которое многое изменило. У детей в нашем классе обнаружились вши. И все бы ничего, если бы не 8 приходящих детей. Конечно, родителям немедленно сообщили. У каждого приходящего дома началась развернутая операция по борьбе с этими ужасными насекомыми. Мамы чесали, ловили, брызгали, мыли. Все ходили в полиэтиленовых шапочках и ели конфеты мороженное: ведь у детей такой стресс из-за этого кошмара!
А что же местные? Когда на следующий день, пахнущие конфетами и средством от насекомых, мы пришли в интернат, смотрели они нас еще более недружелюбно. Школьный звонок прервал назревающее выяснение отношений.
Мы все вошли в класс и увидели не учителя, который должен был вести урок, а воспитательницу в резиновых перчатках, фартуке и нарукавниках. Возле нее на учительском столе лежала машинка для стрижки волос. У доски сиденьем к классу стоял стул. От этой картины у меня по спине побежали мурашки. В полной тишине все расселись по своим местам. И тут началось! Воспитательница, гневно сверкая глазами, начала кричать:
– Вы, сИроты, уроды никому не нужные! Грязные, вонючие выродки алкашей и наркоманов! Как вы могли так поступить с детьми из благополучных семей?!
– Вот кто во всем виноват! Вот – источник заразы! Посмотри на класс, дрянь, и попроси прощения за то, что ты такая свинья!
Мальчик тихо произнес:
– Простите.
– Класс тебя не слышит! Ты! Смотри на класс! Нагадил, а отвечать боишься?! Повторяй за мной! Простите за то, что я такая свинья.
Он поднял голову и медленно сказал:
– Простите за то, что я такая свинья!
Глаза его были широко открытыми и сухими. То, что произошло потом, было похоже на показательную казнь. Она остригла его наголо на глазах у всего класса. Стригла, стараясь не касаться его руками, а дотронувшись, начинала ругаться.
– Иди на место, урод, – выдавила она, когда закончила.
Когда он проходил мимо меня, я встала. Голова кружилась, в ушах все еще стоял звон, во рту пересохло.
– И меня остригите, – услышала я свой голос.
– И меня!
– И меня!
– И меня!
– И меня!
– И меня!
– И меня!
– И меня! – сказал каждый из приходящих, вставая.
Рот воспитательницы широко открылся:
– Вы!.. Вы!.. Вы!..
Она громко, со свистом дышала, глаза ее бешено вращались, челюсть хлопала, как незакрытое окно на ветру, а руки то взлетали к потолку, то падали вниз. Я не знаю, что было бы дальше, но тут прозвенел звонок. Она дернулась, словно через нее прошел ток, и рухнула на стул у доски.
– Все вон! – прохрипела она.
Выходя из класса, я обернулась. Она сидела на том самом стуле и плакала. Больше я ее не видела.
Кто-то из приходящих рассказал обо всем своим родителям, те пришли в интернат, и ее быстро уволили. Потом директор интерната вызвал всех приходящих детей с родителями к себе в кабинет. Он долго извинялся, говорил, что она хороший, опытный воспитатель, что хотела как лучше, но немного перегнула палку, что у нее и в мыслях не было травмировать детей, и еще много всего. Но нам это было неважно. Важно было то, что теперь на перемене нельзя было разобрать, кто в этой шумно играющей толпе приходящий, а кто – местный.
Другие материалы по теме
- "The boy from baby house 10" - Мальчик из детдома № 10
- Вероника Кожухарова, музыкант, приемный ребёнок, сильный человек
- как НА САМОМ ДЕЛЕ происходит устройство детей-инвалидов в семьи или хороший конец грустной истории
- Сиротский полк, или Как в детдоме у ребенка ампутируют душу
- ещё раз о Системе: Рассказ приемной мамы: «три волоса в два ряда» и глаз косит.